Через пару лет в России все будут сортировать мусор. Но пока ответственные органы не всегда справляются и с таблицей Excel
«Необязательно ставить людей в пункты сбора вторсырья, достаточно установить во дворах специальные автоматизированные площадки и по весу получать, например, коины», — уверен Ефим Климов, гендиректор казанской компании «Эттон», резидента «Сколково», создавшей электронные схемы обращения с отходами в 10 регионах России. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал про «уберизацию» мусоровозов, идеальную систему управления отходами и о том, как превратить свалку в торговую площадку.
«Когда в 2017 году был принят «мусорный» закон, мы осознали, что точно станем работать в этой сфере. Тогда не понимали, что будет происходить, но уже осознавали, что такое электронные территориальные схемы»
СКВОЗНЫЕ ЦИФРОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ НАЧИНАЮТСЯ С МУСОРКИ
— Ефим, у компании «Эттон» достаточно много разнонаправленных проектов: от татарской энциклопедии до ресурса «Бюджет минпромторга для граждан». Подскажите, пожалуйста, как у вас возникла идея заниматься мусором.
— Она пришла вместе с изменением законодательства и экологической реформой. В стране появились законопроекты для отрасли, которая всегда была в частных руках и никогда не регулировалась. И мы увидели очень много аналогий с тем бардаком, который был несколько лет назад в строительной отрасли. Там тоже начали наводить порядок через региональных операторов, программы, биллинг, наша компания тогда очень плотно этим занималась и создала 15 процентов всех существующих платформ для строительных организаций капитального ремонта. Так что, когда в 2017 году был принят «мусорный» закон, мы осознали, что точно станем работать в этой сфере. Тогда не понимали, что будет происходить, не было создано ни одного регионального оператора, но уже осознавали, что такое электронные территориальные схемы.
Так возникла возможность создать два продукта: первый — для министерств, который бы позволял видеть всю информацию об отходообразователях, местах складирования мусора, рассчитать тарифы для регоператоров, а второй — непосредственно для регоператоров, он позволит делать фактический учет отходов, которые двигаются в регионе.
— Что же такое электронная территориальная схема обращения с отходами? И зачем она вообще нужна?
— Раньше это были кипы бумаг, которые готовят экологи и другие специалисты. Венчала все это некая карта с нанесенными на нее свалками и потоками отходов. Внести изменения в нее невозможно. Основное достижение электронной схемы — то, что можно перестраивать потоки в режиме реального времени: спрогнозировать, поставить софт, выставить временные перспективы, понять, как изменится «мусорная» карта, где нужны новые свалки, и так далее.
Сейчас мы вводим такие схемы в 10 регионах России. При этом у нас не только софтверная часть, добавляется и программная: умные датчики, баки, контейнеры. Наше правительство сейчас называет это сквозными цифровыми технологиями, которые пронизывают нашу жизнь: в данном случае от бака до платежки. На базе этих данных строятся некие прогностические модели, как мы будем за 10 лет утилизировать мусор, перерабатывать его.
«Основное достижение электронной схемы — то, что можно перестраивать потоки в режиме реального времени: спрогнозировать, поставить софт, выставить временные перспективы»
— Кто ваши заказчики?
— Первым заказчиком стало министерство ЖКХ и ТЭК Свердловской области. Сейчас уже 10 регионов: Марий Эл, Чувашия, Калужская, Оренбургская, Свердловская области, ЯНАО, Краснодарский край, приступаем к Чечне и Крыму.
— А почему Татарстана нет в этом списке? Вы фактически пионеры отрасли, почему не присутствуете в родном регионе?
— Здесь проводился тендер — и мы в нем не победили. В тот момент мы не подходили по конкурсным критериям: требовалось продемонстрировать 15 заключенных контрактов, а у нас их не было. Так что в Татарстан зашла другая компания — московская «Большая тройка».
— А как вообще распределен рынок между игроками?
— Мы и «Большая тройка» на пару контролируем половину рынка. Есть еще три-пять компаний, которые взяли по один-два региона. В их случае нельзя говорить о тиражном продукте. Мы занимаемся системами для государственного и корпоративного сектора (госсегмент занимает более чем половину нашей выручки) и прекрасно понимаем, что для того, чтобы поддерживать тиражные информационные продукты, нужна отдельная группа поддержки. Необходима особая система, чтобы качественно поддерживать один регион. Здесь работает только эффект масштаба, и нам это выгодно.
— Электронные системы разработаны в каждом регионе?
— Нет, они сегодня есть только в 73 регионах из 85. Рынок пока не занят, и мы планируем взять еще пару регионов до конца этого года. Ведем переговоры, вопрос только в том, когда «конкурсоваться». Сейчас прошла первая волна, когда нужно было исполнить закон, чтобы успеть в срок (до конца 2020 года), и регионы, особо не разобравшись, ринулись заказывать электронные терсхемы. А если подходить к этому формально, можно просто оцифровать все то, что было на бумаге, загрузить на сайт — и ты уже де-юре исполнил закон. Но как инструмент подобное не работает.
Сейчас пойдет вторая волна, когда регионы наконец поймут, какой им функционал необходим. Обычно нужны модели прогнозирования, схемы и потоки, которые можно отслеживать в режиме реального времени. То есть органам исполнительной власти потребуются те данные, которыми сейчас владеют регоператоры. Общий тренд — на увеличение прозрачности.
— На ваш взгляд, разработанная в Татарстане схема рабочая?
— Я ее пока не видел, хотя она, наверное, где-то есть, конкурс же проводился. Но непонятно, как работает.
— Как, на ваш взгляд, должна действовать идеальная схема обращения с отходами?
— Когда контейнеры не переполняются, регоператор может прогнозировать их вывоз. У компаний-подрядчиков нет злоупотреблений и все потоки — мусорные и денежные — абсолютно прозрачны. В идеальном случае это должно выйти на уровень сквозных цифровых технологий, когда каждый житель при желании будет знать, куда отправится его мусор, кто, как и когда его переработает.
— А зачем жителю это знать?
— Он же платит. Тарифы повысились не потому, что регоператоры хотят кушать, а потому, что создаются и обустраиваются контейнерные площадки, вся инфраструктура. Люди существенно больше начали платить: я помню, у меня в квитанции было 100 рублей за вывоз мусора, теперь — 500 рублей. 500 процентов — это не шутки даже для меня. А население, которое чувствительно относится к повышению тарифов, в первую очередь хочет знать, кому и за что оно платит.
Та же история была с реформой транспорта. В Самаре, например, до сих пор ездят полуржавые непонятные пазики и газельки. Сейчас это кажется нам дикостью, но вспомните, с каким скрипом и недовольством внедрялась новая транспортная схема в Казани. Люди обычно не думают о будущем: у них в тот момент был некий свой маршрут, которым пользовались, они не хотели ничего менять. А сейчас все довольны, потому что удобно, потому что безопасность пассажиров, детей в том числе. И с мусором получится точно так же. Скоро не выбрасывать пластик в специальный контейнер будет казаться дикостью.
«Тарифы повысились не потому, что регоператоры хотят кушать, а потому что создаются и обустраиваются контейнерные площадки, вся инфраструктура. Люди существенно больше начали платить»
— Но сейчас все мусоровозы оснащены системой «ГЛОНАСС», во всяком случае, в Казани точно. И так понятно, кто куда везет мусор. Зачем в таком случае электронная схема?
— Регоператор в курсе схемы движения мусора, исполнительная власть знает по запросу. Пока это не работает как нормальный цифровой сервис. Да, они поставили систему «ГЛОНАСС», но многие не знают, что с подобным делать. Электронная схема — первичный документ. Есть карта, которая поделена по зонам регоператоров и слоям. Первичные данные кластеризованы в группы, мы видим всю информацию по отходообразователям (УК, юрлица, домохозяйства), места сбора мусора. Никаких свалок в оврагах больше почти нет, и Татарстан в этом плане — образцовый регион: в каждой деревне есть свои контейнерные площадки с бетонным основанием и современными баками.
Кроме контейнерных площадок мы фиксируем пункты сбора вторсырья и бесконтейнерный сбор. Он тоже присутствует в основном в южных регионах: по улицам едет мусоровоз, жители выносят свои мешки в конкретные точки в определенное время. Также наносится информация по несанкционированным свалкам: это и незаконные навалы мусора, зафиксированные Росприроднадзором, экопатрулями, и свалки, которые просто не получили лицензию, не подали документы на оформление своей деятельности.
Также в схемы заносится информация об обращении с отходами: объекты обработки, утилизации, обезвреживания, хранения и захоронения. В Оренбурге, например, делают упор на сжигание мусора как на самую правильную технологию, но в большинстве регионов пока ориентируются на его складирование. Вся эта первичная информация дополняется связями: кто из перевозчиков привязан к определенной контейнерной площадке или отходообразователю, какой объем мусора куда, откуда, кем и с какой периодичностью должен быть перевезен. На основании этого разрабатывается расчетная модель территориальной схемы. В результате данную схему потоков можно использовать прогностически: считать уменьшение или увеличение тарифа на вывоз мусора в результате введения новых инфраструктурных объектов. На бумаге это сделать невозможно. Вот, например, терсхема Чувашии. Если мы перетащим бегунок на 2023 год, схема потоков поменяется в связи с запланированным строительством новых транспортных плечей, соответственно, ожидается снижение тарифа.
«Всего в штате у нас 90–100 сотрудников, плюс под отдельные проекты привлекаем внештатников. Над разработкой электронных терсхем сейчас работают около 10 человек»
«ТАМ, ГДЕ БОЛЬШОЕ КОЛИЧЕСТВО ЗАПОВЕДНИКОВ, ПОЧТИ НЕТ МУСОРА»
— Сначала появляется электронная схема, а потом регоператор, или это параллельные процессы?
— Параллельные. По закону в 2019 году все регионы должны были выбрать своего регоператора. Срок был еще раньше, но его переносили. Сейчас все будут добиваться терсхемы.
— А не проще было бы сначала понять обстановку во всех регионах путем создания терсхемы, а потом уже, отталкиваясь от реальной картины мира, реформировать отрасль? Потому что сейчас стороннему наблюдателю кажется, что ваша задача — подпереть уже принятое решение компьютерной моделью…
— Не все так просто. Есть компьютерная программа, но для ее корректной работы нужны релевантные данные. А создавать электронную схему в отсутствии зарегулированности отрасли невозможно. До сих пор во многих регионах мы сталкиваемся с рядом проблем с получением данных. Некоторые органы исполнительной власти не очень умеют пользоваться своими властными полномочиями: они элементарно не могут провести публичные слушания, на которых можно имплементировать схему и собрать данные с муниципалитетов. В итоге мы сами выезжаем и проводим эти слушания, просим принести нам данные на чем угодно: бумаге, диске, дискете. Все для того, чтобы собрать нормальную информацию для рабочей схемы. Бывает, что муниципалитеты получают от нас запрос, а потом звонят и уточняют, как заполнить таблицу в Ехсel. Когда, наконец, заполняют, то распечатывают и присылают с подписью в распечатанном виде! А есть города, особенно в Краснодарском крае — Сочи, Адлер, Геленджик, которые живут как отдельные государства, им вообще ничего не надо. Управленческая проблема очень сильная. В Татарстане в этом смысле таких проблем вообще нет.
Еще одна сложность — низкая компетенция специалистов профильных ведомств, которые не понимают, что такое территориальная схема, что для нее нужно, почему нельзя поставить свалку туда, а надо — сюда. Мы привлекаем в качестве экспертов сотрудников Российского экологического общества, и они занимаются актуализацией терсхем и с научной точки зрения объясняют, куда ставить свалку, МСЗ, сортировку.
— То есть вы сами рассказываете муниципалитетам, где им построить свалку?
— Да. Без этого не получается. Мы еще на этапе ЖКХ поняли: чтобы сделать качественный продукт, надо обладать определенной экспертизой, чтобы найти с заказчиком лучший способ решения задач. Мы должны быть чуть круче, чем заказчик в этой теме, иначе никому будет неинтересно с нами работать.
— Сколько людей работает над этим проектом?
— Всего в штате у нас 90-100 сотрудников, плюс под отдельные проекты привлекаем внештатников. А над разработкой электронных терсхем сейчас работают около 10 человек. Для актуализации схем привлекаем команды от 10-20 человек, там члены РЭО (Российский экологический оператор — прим.ред.). Это уже не столько айтишники, сколько десант, который работает в регионе на месте.
— С какими интересными кейсами вы сталкивались?
— Был случай в Карелии. Там посреди муниципалитета есть озеро. И чтобы забрать мусор с одного берега и отвести на полигон, который находится на другом берегу, приходится преодолеть около 400 километров. При этом в пограничном регионе мусорный полигон находится совсем рядом.
Надо на законодательном уровне предусмотреть межрегиональные потоки. Мы как компания-разработчик входим в состав комиссии Госдумы, готовы участвовать в подготовке таких поправок.
— Что вы можете сказать о ситуации с обращением с отходами в разных регионах?
— Во-первых, надо понимать, что отходы — это не золото. Раньше была модна мысль, что переработка принесет огромные потоки денег. На самом деле, нет. Но при правильном разделении это может быть стабильным источником дополнительного дохода региона. Но сегодня этот процесс не очень отлажен. Если говорить в целом, то сложнее всего ситуация в регионах, которые находятся вокруг Москвы и принимают столичные отходы — в Калуге, Липецке и так далее. Они ставят мусоросортировочные станции, сжигают, измельчают мусор, но экологическая проблема там есть.
Вторая повсеместная сложность в том, что использование новых технологий подразумевает привлечение инвестиций. Инвестор приходит в регион и, кроме денег, озвучивает свой райдер: нужно, чтобы все потоки отходов замкнулись на него или он будет брать один тип отходов, а второй не будет и так далее. И региону, если он решает работать с этим инвестором, приходится полностью перестраивать свою территориальную схему. Как правило, все это на первом этапе приводит к увеличению тарифа с последующим прогнозным его уменьшением. И все регионы, в общем-то, сейчас нацелены на привлечение таких инвесторов, которые приходят и ставят современные заводы на территорию.
Отходы — это не золото. Раньше была модна мысль, что переработка принесет огромные потоки денег. На самом деле, нет.
— А есть передовые регионы в этом плане?
— Мне сложно выделить конкретного лидера, назвать образец, к которому нужно стремиться. Но есть регионы, которые и к своему населению, и к ситуации с мусором относятся очень бережно. Это те регионы, где находятся заповедники, и жители понимают, что не надо мусорить там, где ты живешь. Так что там проще вводить новые технологии переработки. Это Марий Эл, Карелия, Коми. Где большое количество заповедников, почти нет мусора.
Зато есть регионы-аутсайдеры: Сибирь, Урал, ближе к Дальнему Востоку. Не знаю, с чем это связано. Там переполненные контейнеры, куча несанкционированных свалок, элементарное отсутствие урн на улицах. Там этот мусор, грязь воспринимается как что-то нормальное.
— Что больше всего поразило вас, когда вы занялись этой темой?
— Сознание людей меняется. Около 5 лет назад я работал депутатом в Приволжском районе Казани, тогда только-только повсеместно начали устанавливаться контейнерные площадки — еще ни реформ, ни мусорного закона не было. Зато были мусоропроводы, и во многих домах жители из-за них конфликтовали: одни хотят от них избавиться, другие — нет. И был случай: в одном доме на Сыртланова во время капремонта большинством голосов решили заварить мусоропровод и поставить в 50 метрах контейнерную площадку — к одному подъезду поближе, к другому — чуть подальше. Мое мнение, конечно, что мусоропроводов быть не должно, потому что это антисанитария, грязь, запах и все остальное. Но в том случае так считали далеко не все, голоса разделились примерно 45 на 55 процентов. И вот эта недовольная часть людей просто выбрасывала мусор из окна в знак протеста. Мол, я привык бросать мусор, не выходя из дома, и буду продолжать это делать. Было, конечно, куча жалоб жильцов, я сам туда приезжал, видел навалы мусора внизу под клумбами. И это показатель, насколько людям было психологически сложно менять что-то в своей модели выброса мусора.
Сейчас менталитет меняется, люди почти перестали выбрасывать мусор из машин. Я еду однажды и вижу, что человек выкинул из окна машины стаканчик из «Макдональдса» — это сейчас кажется ужасным. Смотрю — а у него номера не татарстанские.
— А насколько Татарстан выглядит благополучным регионом с точки зрения чистоты?
— У нас одним из первых появилось предприятие «Чистый город», которое наладило нормальную сортировку мусора. По этому показателю мы на несколько шагов опережаем остальную Россию. Контейнерные площадки, евроконтейнеры, эксперименты по раздельному сбору мусора — все тоже удачно. А потом, нам очень нравится местный регоператор, мы знаем, как выстроена автоматизация, там хороший прогрессивный софт. Так что в этом плане мы лидируем.
У нас одним из первых появилось предприятие «Чистый город», которое наладило нормальную сортировку мусора. По этому показателю мы на несколько шагов опережаем остальную Россию
«ЖИТЕЛИ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, УЖЕ ПОЛГОДА СОРТИРУЮТ МУСОР У СЕБЯ НА КУХНЕ»
— Как вы считаете, через несколько лет все будут сортировать мусор?
— Да! Все без исключения. Все мы будем правильно выбрасывать батарейки, чтобы они не отравляли почву и стоки. До всех это дойдет — это наша земля, наша вода, наш воздух.
— И как этого добиться?
— Вначале нужно создать для этого все условия, а потом говорить, объяснять, обучать детей. С них надо начинать, а через детей и взрослые к этому дойдут. Штрафы будут ужесточаться, но они нужны для тех, для кого рациональные объяснения не приведут к результатам.
Когда штрафы незначительные, люди ничего не боятся. Помню, как однажды, когда я работал в администрации Приволжского района, мне прислали фотографию, а там — головы свиней на дороге! Просто ехал КАМАЗ, и в какой-то момент водитель решил взять и сбросить головы свиней в городе. Почему это происходило? Человек не чувствовал достаточную ответственность, камер тогда еще не было.
Когда мы сказали, что у нас есть система автоматического контроля раздельного сбора мусора, в Иннополисе нам ответили, что только ее и ждут. Потому что жители, оказывается, уже полгода сортируют мусор у себя на кухне, но им просто некому его отдавать, нет уверенности, что его не свалят в одну кучу.
— Во многих школах сейчас примерно так. Урны для раздельного сбора есть, школьники что-то сортируют, но в конце дня это отправляется в один мешок…
— Это переходный период. Контейнеры будут работать правильно, важно контролировать их заполненность. Потому что сортированным мусором контейнеры наполняются с совершенно другой скоростью, а вывозить их надо разными машинами. Знаю, что регоператор в Татарстане уже настроил свою систему таким образом, и для него важно понимать, когда машину можно на эту точку отправлять.
Я еду однажды и вижу, что человек выкинул из окна машины стаканчик из «Макдональдса» — это сейчас кажется ужасным. Смотрю — а у него номера не татарстанские
— Что для этого нужно?
— Сейчас мы по поручению Рустама Минниханова запустили пилотный проект. Взяли по одной контейнерной площадке в Иннополисе и Авиастроительном районе Казани и установили на них ультразвуковые датчики российского производства, контролирующие заполненность. На карте регоператора это будет отображаться цветами: зеленый — контейнер пустой, красный — заполненный.
— А есть же закон, по которому в теплое время года мусор должен вывозиться раз в сутки со всех контейнерных площадок… Чаще все равно это делать невозможно, а реже нельзя по закону, вне зависимости от того, что покажут ваши датчики.
— Да. Смотрите, регоператор сейчас установил столько контейнеров, чтобы они заполнялись не чаще, чем раз в сутки. Но мы же хотим экономить тариф, а он, в частности, складывается из топлива, который потребляют мусоровозы. Есть даже понятие тоннокилометра: стоимость перевоза тонны мусора на километр. Как его минимизировать в тех районах, где контейнер заполняется редко? Неужели ориентироваться на древние СНИПы? Вот смотрите (показывает на терсхеме): в последний раз этот контейнер вывозили позавчера, и он до сих пор зеленый. И туда машину посылать не нужно, воздух только возить. Тот же Иннополис маленький, там нет потребности в ежедневном вывозе. Так что надо менять нормативные акты.
— А эти датчики могут быть установлены на любой контейнер?
— Да, и даже на мусоровозы сканировать изнутри до стены пресса. Так что мы можем сравнивать объем мусора в контейнере, в мусоровозе, а третья величина — масса, которую выгрузят на полигоне или на переработке. Таким образом, получим коэффициент пересчета массы в объем. По нашей задумке, когда контейнеры заполняются наполовину, они должны быть автоматически включены в маршрут мусоровоза, чтобы он доехал до них прежде, чем они окажутся переполненными. Плюс если одна машина не успела забрать все контейнеры на площадке, ей не надо возвращаться после полигона, а оставшийся мусор может подхватить другая машина, идущая по соседнему маршруту.
На рынке рассматриваются и другие пилотные технологии: некоторые предлагают клеить на контейнеры метки, чтобы машина считывала их при заборе мусора. Но она не решает ключевую задачу, не фиксирует объем, а только подтверждает, что машина была рядом с контейнером.
Мы участвовали в выставке в рамках Российской венчурной недели, где показали эти разработки, представляя Татарстан, зная, что и Рустам Минниханов там будет
— Так все мусоровозы, по крайней мере, в Казани оснащены ГЛОНАСС.
— Именно! Но это пока работает так: когда машина оказывается рядом с контейнерной площадкой, на карте автоматически отмечается, что мусор вывезен. Но так ли это на самом деле или мусоровоз просто мимо проехал, никто не знает. И самое главное — непонятно, сколько мусора вывезено.
— А оператор вообще заинтересован в переработке мусора?
— Он за это деньги получает. Наверное, пока переходный период, не налажены нормальные бизнес-процессы, операторы не везде почувствовали возможность заработка на современных технологиях. Но пройдет 2-3 года, и им будет гораздо интереснее отправлять мусор на переработку, чем отвозить на полигон. Тут скорее надо действовать не кнутом, а пряником.
— Вы же не занимаетесь терсхемой в Татарстане. Почему решили запустить здесь «пилот» с датчиками?
— Во-первых, именно поэтому. Мы участвовали в выставке в рамках Российской венчурной недели, где показали эти разработки, представляя Татарстан, зная, что и Рустам Минниханов там будет. Мол, смотрите, вот наш регион, а мы в нем не работаем — москвичей зачем-то поставили. При этом все говорят, что надо развивать Иннополис, поддерживать компании, но никакой поддержки мы не ощущаем. Мол, мы и так вам даем инфраструктуру, льготы (мы резиденты ОЭЗ «Иннополис» и «Сколково»), а вы уж сами ищите заказчиков.
— В «Сколково» и так беспрецедентные льготы. Зачем вам еще Иннополис?
— Мы поддерживаем этот проект, там живут наши сотрудники, хотим быть драйверами роста здесь. Я считаю, что это обязательно. Интересно бывает смотреть на протоколы тендеров: в списке заявившихся — Москва, Москва, Москва, Москва и город Иннополис Верхнеуслонского района РТ. Тендерные комиссии просто с ума сходят. Особенно когда мы участвуем в федеральных конкурсах.
— Как может помочь ваша программа в плане переработки? Пока все на уровне констатации.
— Когда в регион приходит инвестор, ему надо сделать расчет, чтобы понять, когда это все окупится. Мы на основании Big Data сможем с небольшой погрешностью посчитать бизнес-план, во всяком случае, дать необходимые цифры. Пока ни одного такого кейса не было, но мы вскоре будем знать, где какая структура мусора, какой процент переработки и сортировки, и на основании этого будет понятно, где переработка будет наиболее инвестиционно привлекательной.
Когда машина оказывается рядом с контейнерной площадкой, на карте автоматически отмечается, что мусор вывезен. Но так ли это на самом деле или мусоровоз просто мимо проехал, никто не знает.
ТРЭШКОИНЫ И МУСОРНЫЕ ТОРГИ
— А как отличается структура мусора по регионам?
— Пока статистики нет, но примерную морфологию представляем. В южных регионах более 60% пищевых отходов, в северных — больше твердых. И есть еще понятие сезонности: летом больше пищевых отходов, зимой — пластика и так далее. Хотя летом больше строительных отходов: все делают ремонты и что-то строят. Кстати, строительные отходы — это прямо живые деньги. В отходах есть понятие «хвосты» — то, что уже не отсортируешь, и приходится это сжигать или складировать. А у строительных отходов «хвостов» нет, бетон, стекло, картон, дерево можно полностью перерабатывать. Так что это деньги, которые валяются на свалках.
— Мы, конечно, ориентируемся на Европу, но все пункты приема вторсырья прекрасно работали и в СССР. Нужно ли их возрождать? Целесообразно ли это экономически?
— Конечно, целесообразно. Сейчас необязательно ставить людей на сортировку, достаточно установить во дворах специальные автоматизированные площадки и по весу получать какие-то бонусы, например, коины. Элемент геймификации очень хорошо всегда поддерживается, особенно молодыми людьми. Я уже видел несколько стартапов на уровне идей. Может быть, это будет кэшбек или баллы. Видел забавную попытку приплести блокчейн под названием «Трэшкоины» (trashcoin): ребята, видимо, отталкивались от английского обозначения мусора — trash, но не учли, что на сленге «трешкоинами» называют стартапы, которые провалились. Но несмотря на название, в целом направление верное. Я думаю, что различных стартапов в этом направлении будет появляться достаточно много.
Другой пример — европейская история с заглубленными контейнерами. Баки не стоят на всеобщем обозрении, они имеют большой объем — в пять раз больше стандартного. При этом они тоже нуждаются в автоматизации, чтобы понять, заполнены они или нет. В этом случае бак уходит в землю на 3-5 метров — не будешь же над ним со свечкой стоять.
А в будущем сами контейнерные площадки могут быть концептуально переосмыслены. Из свалок они могут превратиться в площадку для покупки сырья. Например, частная компания может арендовать место на контейнерной площадке и поставить туда свой контейнер с указанием вида мусора. Потом она на своих машинах будет его забирать и получать сырье по цене аренды площади под контейнер.
— Это где-то уже реализовано?
— Такого пока нигде нет. Пока на уровне идей. Чтобы ее воплотить в жизнь, нужна хорошая инфраструктура.
— В чем, на ваш взгляд, заключается секрет успешного бизнеса?
— У нас в компании есть три постулата: люди, правила и информационные системы. Прошел век компаний, в которых все зависит от станков и машин, сейчас все зависит от людей. Поэтому мы занимаемся обучением и понимаем, что в ИТ-сфере 10-20% времени надо уделять именно этому. Под правилами я понимаю некий системный подход к описанию бизнес-процессов и бизнес-моделей. А информационные системы — это те бизнес-процессы, которые увязаны в единую систему и заставляют работать все как единый механизм.